Конец апреля 1938 года

Ночная улица была пуста и безлюдна. Москва погрузилась в легкий весенний сон, и ей не было ровным счетом никакого дела до нескольких мужчин, появившихся из переулка. Двое тащили лестницу. Третий с палкой в руках следовал чуть позади, озираясь вокруг. Наконец вся процессия остановилась возле стены, на которой висел огромный портрет Сталина. Полотнище шелестело шелковыми волнами, зловеще изгибая лицо вождя всех народов. Мужчина, что шел позади, быстро оглядел соседнюю улицу и вернулся.

– Ну, чего там, Аким? – донесся из темноты хриплый голос.

– Чисто. – Аким негромко свистнул. Из-за мужских спин вынырнуло маленькое существо. Безразмерный пиджак и надвинутая на самые глаза кепка не давали возможность разглядеть ни его лица, ни фигуры.

– Залезай! – Аким протянул существу в пиджаке руку и помог взобраться на лестницу. – Факел не урони! – буркнул он. В лунном свете зловеще сверкнул наган. – Зажжешь по команде. Ясно?

Человечек на лестнице перехватил факел, но ответить не успел. Из подворотни напротив послышался тройной свист. Аким надвинул поглубже шляпу и приглушенно крикнул:

– Все, по местам…

Мужчины бросились врассыпную, рассредоточиваясь в подворотнях и переулках. Секундную тишину нарушил звук приближающегося автомобиля. Существо на лестнице выхватило из кармана коробок и, ломая спички, попыталось поджечь факел, нервно оглядываясь на тяжелый фургон, выкатившийся из переулка. Наконец одна из спичек зажглась, пакля задымилась и факел запылал, после чего подросток театрально взмахнул им в ночном сумраке, явно привлекая к себе внимание. А когда машина поравнялась с домом, факел коснулся портрета Сталина, и яркие языки огня побежали по полотнищу вверх. Послышался скрип тормозов.

– Что же ты, гад, делаешь?! А ну гаси свою хреновину и быстро сюда! – прорезал полуночную тишину крик водителя.

В это время чья-то тень отделилась от грязного подъезда и вскочила на подножку грузовика. Раздались выстрелы, и машина, резко вильнув, врезалась в стену дома. С другой стороны улицы к ней кинулись какие-то люди. Задняя дверца фургона распахнулась, и из нее стала выскакивать ничего не понимающая охрана, тут же натыкаясь на пули, летевшие со всех сторон. Через несколько минут все было кончено.

Аким вскочил в фургон, в котором один на другом стояло четыре дощатых ящика. Ударом топора он сбил крышку верхнего.

– Фонарь!

Косой луч осветил содержимое.

– Вот они… – прошептал Аким и облизнул пересохшие губы.

Внутри ящика лежали коробки с бриллиантами.

Огромный солнечный диск медленно поднимался над Москвой. Тяжелая стрелка сделала последний шаг, и куранты на Спасской башне величественно отбили шесть ударов.

По кремлевской улице шел мужчина лет пятидесяти, натягивая на ходу шинель. Вахтенные на постах отдавали ему честь и пропускали без вопросов. Стремительная походка и выправка выдавали в нем бывшего военного. За ним еле поспевал человек с ромбами майора в петлицах.

– Как это произошло?

– Подробностей пока нет, товарищ Шапилин, но наши люди уже выехали на место.

Шапилин глянул на часы и, не замедляя шага, спросил:

– Что из алмазной коллекции уцелело?

– Точно сказать трудно…

Заведующий особым сектором ЦК Петр Шапилин со злостью рванул массивную дверь Первого корпуса. Услышав последние слова, он остановился и грозно крикнул своему спутнику:

– Что значит «трудно»? Вы кто – сотрудник особого сектора или гадалка с Тишинского рынка?

Майор вытянулся по струнке.

– Никак нет, не гадалка! Шапилин влетел в свой кабинет, в котором, несмотря на ранний час, уже сидели несколько сотрудников. При появлении начальника все встали. Майор продолжал доклад на бегу:

– Надо сверить по описи…

Шапилин махнул рукой, тем самым как бы приказывая всем сесть.

– …но из МУРа доложили, что большая часть ящиков взломана.

При этих словах бледное лицо Шапилина побагровело:

– Из МУРа?!

Майор сделал судорожный глоток воздуха:

– Так точно!

Шапилин обвел всех тяжелым взглядом и закричал на всю комнату:

– Срочно, вы слышите, срочно блокировать сыскарей! Иначе к полудню вся Москва будет гудеть о пропавшей коллекции алмазов из Кремля!

Один из присутствующих поднялся с места и, сжимая в руках фуражку, виновато сообщил:

– Петр Саввич, руководство МУРа уже в курсе. Шапилин расстегнул ворот френча и обреченно сел за стол. Немного обдумав ситуацию, он поднял глаза на сотрудников, застывших в ожидании, и устало спросил:

– Живые есть?

– Живых нет… Но пропал водитель.

– Фамилия водителя? – машинально проговорил Шапилин.

В комнате воцарилась тишина. На лице Петра Саввича отразилась растерянность.

– То есть как – водитель?! Казарин?!!

– Так точно, заместитель начальника гаража особого назначения – Казарин Владимир Константинович! – отрапортовал майор.

Шапилин стиснул зубы, а затем с досадой ударил кулаком по столу.
Глава 1

За несколько дней до этих событий

«Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля, Просыпается с рассветом Вся Советская страна…» – доносилось из репродуктора. Лешка Казарин дожевал на ходу бутерброд, растер щеткой зубной порошок по своим парусиновым ботинкам и, схватив портфель, хлопнул входной дверью. Миновав Чугунный коридор и один пролет лестницы Боярского подъезда Большого Кремлевского дворца, он чуть не снес уборщицу тетю Глашу, склонившуюся с тряпкой над старинными резными перилами:

– Мое почтение, мадам!

– Привет-привет, красавчик.

Лешка не был красавцем в обычном понимании этого слова: долговязая фигура, косматая шевелюра на голове, размашистая походка. Однако все девчонки класса тайно были влюблены именно в него. Не одно девичье сердце разбилось об умные голубые глаза и обаятельную улыбку, которая никогда не сходила с Лешкиного лица. Только вздыхали и мучились девчонки напрасно, потому что его собственное сердце навек и бесповоротно было отдано другой. Той, что в эту самую минуту поджидала Казарина возле Троицких ворот.

Первая красавица 10 «А» Танька Шапилина, дочь грозного и всесильного начальника особого сектора ЦК, нетерпеливо прохаживалась вдоль Арсенала. Завидев Лешку, она сняла с груди новенький «ФЭД»:

– Стой, ни с места…

Казарин на секунду замер, восхищенно уставившись на фотоаппарат:

– Откуда?

Танька щелкнула затвором.

– Отец подарил. За контрольную по математике.

– А-а-а… – хмыкнул Лешка, – ту, что ты у меня списала?

– А какое это имеет значение? Кстати, я жду тебя последний раз. Ты меня компрометируешь!

Лешка подхватил Танькин портфель и, взяв ее за руку, потащил к кремлевской проходной:

– Ты сама себя компрометируешь своими знаниями. Он хотел сказать еще что-то назидательное, но в этот момент раздался звук клаксона. Ребята обернулись и увидели притормаживающий черный лакированный лимузин.

– О, отец… – растерялся Лешка. – Давно не виделись!

– Ты кое-что забыл. – Владимир Константинович протянул сыну сверток. Догадавшись о содержимом, Лешка быстро спрятал пакет в портфель.

– Нечего на голодном пайке весь день сидеть, – усмехнулся отец.

Танька, наблюдавшая за Казариными, выждала момент и втиснулась в разговор:

– Здрасьте, дядь Володь. А вы – на службу или как?

– А что, барышня, вас подвезти?

Танька поправила бант на косе и, хитро улыбнувшись, сказала:

– Не-ет, меня не надо! А вот Лешечку, – она кивнула в сторону Казарина, – просто необходимо: его от голода ветром может сдуть по дороге.

Лешка покраснел:

– Пап, ты ее не слушай. Она… – Лешка шутя толкнул Таньку в бок, – будущая журналистка! Язык-то без костей…

Казарин-старший усмехнулся:

– Ладно, хоть это и не положено, садитесь. Вы же не проболтаетесь?

– Могила!

Шапилина первая нырнула в автомобиль, устроилась на заднем сиденье и втащила за собой упирающегося Лешку.

Машина тронулась, выкатилась на улицу Горького, и колеса зашуршали по свежевымытой мостовой. За окошком замелькали дома, магазины, киоски. Лимузин на секунду замер перед светофором возле автобусной остановки. Люди стояли поперек тротуара, игнорируя надпись на асфальте: «Ожидая автобуса, стойте вдоль тротуара». Надо сказать, что постовой пытался навести порядок. Безуспешно. Очередь ненадолго выстраивалась в прямую линию, а затем снова возвращалась в прежнее состояние.

Люди с остановки с завистью и опаской глядели на кремлевский лимузин, фырчащий у светофора. Лешка поймал несколько взглядов, и ему стало жутко неудобно. Наконец машина тронулась и снова понеслась по Москве. Свежий ветерок, пробивающийся сквозь ветровик, трепал Танькину челку. Она тоже заметила взгляды людей на остановке и по-своему расценила их.

– Эх, дядь Володь, я тоже хочу водителем стать, – вдруг заявила Шапилина.

– Хочешь – станешь, – серьезно ответил Владимир Константинович.

Лешка рассмеялся:

– И будешь своего отца возить с заседания на заседание.

Шапилина пропустила мимо ушей Лешкину подначку.

– А тяжело на водителя выучиться? – не унималась Танька.

– Ой, тяжело! Сначала надо выучиться на извозчика, потом – на вагоновожатого, а только потом – на шофера, – отшутился Владимир Константинович.

Танька вздохнула и глянула на Лешку.

– Ага, тут выучишься! Контрольная за контрольной… А в июне выпускные экзамены.

Лешка тронул отца за плечо:

– Пап, притормози тут. А то стыда не оберешься. Лимузин остановился за квартал до школы. Первой выскочив на тротуар, Шапилина махнула ручкой:

– Пока, дядь Володь.

Лешка был крайне недоволен. Когда они отошли в сторону, он высказал все, что накопилось у него за дорогу:

– Не хватало, чтобы ребята в школе увидели, что меня папа провожает. Да еще и на казенной машине… Чего ты копаешься?

Таньку подобные мелочи нисколько не смущали. Она остановилась, чтобы поправить юбку, и Лешке пришлось деликатно отвернуться.

– Да ладно! – Танька взяла его под ручку. – Скажи мне: у многих из наших родители ходят пешком? А? Заруби себе на носу у нас в стране равноправие!

Лешка усмехнулся:

– Насчет равноправия – это ты хорошо сострила… Он поставил портфели на землю и сделал в воздухе из пальцев рамку.

– Представляю групповой портрет нашего класса: Степка Микоян, Тимка Фрунзе, Васька Сталин. А снизу… Нет, сверху надпись: «Простые парни с улицы Коммунистической»…

В этот момент из-за угла появилась Вера Чугунова. То ли она еще спала, то ли просто задумалась, но в Лешкино плечо воткнулась со всего маху.

– Вот, еще один простой человек с нашей улицы! Вера заморгала своими огромными ресницами, не понимая, о чем речь.

– С добрым утром, Вера. – Казарин поводил ладонью перед лицом одноклассницы. – Ты что, не проснулась еще? Фамилия моя Казарин, это Старо-Пименовский переулок, город Москва, страна – Советский Союз.

Вера вздернула свой очаровательный носик и фыркнула:

– Ой, какие мы остроумные! – Затем подошла к Тане и взяла ее под руку. – И как ты его выдерживаешь в таких количествах?

Вера Чугунова тоже была красавицей: высокая, кареглазая, с длинными и черными как смоль косами. Таньке она уступала лишь в темпераменте. Некоторая медлительность, над которой посмеивался Казарин, объяснялась романтичностью ее натуры, которую Вера тщательно скрывала. Ведь истинная комсомолка должна быть прямой, принципиальной и лишенной какой бы то ни было сентиментальности. Но это давалось Чугуновой с огромным трудом, особенно в те минуты, когда на ее горизонте появлялся Казарин. При виде Лешки ее сердце замирало, пульс пропадал, и с Чугуновой происходило то же самое, что происходит обычно с кроликом, который вынужден смотреть на удава.

В классе было шумно – все что-то бурно обсуждали. Танька и Л